Павел Кренев: «В нашем народе живет ген непобедимости…»

Беседа с известным военным писателем
02.03.2022
 
Павел Кренев: «В нашем народе живет ген непобедимости…»

Тема любви к родине и формирования мужского характера занимает особое место в творчестве писателя Павла Кренева. Уроженец Архангельской глубинки, выпускник суворовского училища, он вошел в литературу как продолжатель традиций деревенской прозы и русского реализма. И неудивительно - у него яркий жизненный опыт: занимался журналистикой, много лет отдал государственной службе, в том числе на ответственных постах в аппарате Администрации Президента РФ. На своей родине восстанавливал храмы.

– Павел Григорьевич, можно так сказать, что многое в вашей судьбе определила учеба в Ленинградском суворовском училище?

– Начнем с того, что я сын поморской деревни, и в детстве мечтал стать конюхом. Почему именно им? Мне очень нравились лошади, а их в нашей деревне было много. Были у меня и любимчики среди них, и, когда проходил мимо конюшни, громко звал: «Воронко – Воронко! Или Красава – Красава!». И лошади отзывались в стойлах веселым ржанием. Мне это очень нравилось. А любовь и уважение к военной службе мне преподала моя первая учительница Евдокия Николаевна Попова. Она однажды принесла в школу и показала мне фотографию своего племянника Вовочки, который был суворовцем, учился в Московском суворовском училище. Глядя на красивого мальчика в военной форме, я загорелся. С этого все началось…Годы учебы врезались в память строгим отношением к учебе, пониманием ответственности к порученному делу. У суворовских училищ была задача: формировать отряд молодых офицеров, всесторонне подготовленных к военной службе, безупречно вышколенных в военном отношении, готовых на подвиги ради своей страны, получивших хорошее образование. Такая подготовка не могла не дать результатов. После суворовского училища я был готов к учебе в любом, самом элитном ВУЗе страны.

 – Тема мужского характера – занимает особое место в вашем творчестве. У вас даже есть рассказ «Мужской поступок». Он автобиографический?

– Да, рассказ этот – картинка из моей жизни. У нас в поморской деревне Лопшеньге в мою подростковую бытность было такое правило: если ты хочешь, чтобы тебя, мальчишку, считали взрослым, надо пойти в одиночку в лес и переночевать там одному. С собой можно взять только собаку. Я выдержал это испытание, и потом гордо держал голову перед сверстниками. Но страхов натерпелся – жуть! Вообще, чтобы воспитать свой характер, я умышленно создавал себе трудности: лазил на самые высокие деревья, переплывал широкие речки, пробегал невероятные для моего возраста дистанции. В общем, делал всякие глупости, однако же, эта несуразная, на первый взгляд, подготовка потом сказалась положительно – я был уже готов к серьезным жизненным испытаниям, и потом преодолевал их без особого труда.

– Как вы думаете, что нужно делать для того, чтобы воспитать в подрастающем поколении чувство патриотизма?

– Ничего особенного делать не надо. В нашем народе живет ген непобедимости, который спасает нас в любой, даже проигрышной ситуации. Так уж сложилось, мы всегда восстаем будто «из пепла», крушим наших врагов беспощадно, и всегда побеждаем. Несмотря на кажущуюся расслабленность, в момент, когда наступает час икс, русский мужик обувает ноги в «кирзачи», на голову натягивает пилотку, вешает на плечо привычную «трехлинейку» и идет на «святый и правый бой» с лютым супостатом, посягнувшим на священные границы его Родины. Это наша природа, и ее не сокрушить никому.

– У вас есть повесть «Огневой рубеж пулеметчика Батагова», рассказывающая о судьбе вашего деда, без вести пропавшего в 1942 году. Насколько она документальна?

– Это повесть о том, как погиб мой родной дед, пропавший без вести весной 1942 года. По правде говоря, я совсем не знаю, как он погиб. Но я уверен: это он был сильным и смелым человеком. Участник Гражданской войны, пулеметчик, он героически проявил себя еще в Первой мировой. Верю: мой дед воевал, как старый солдат, самоотверженно и честно, и без остатка отдал Родине солдатский свой долг.

– Пронзительные страницы этого произведения посвящены теме покаяния главного героя, который участвовал в гонениях на Церковь, но в страшной ситуации боя с танковой дивизией – обратился к Богу. Вам как писателю было важно показать религиозное измерение в судьбе своего героя?

– У нас на архангельском Поморье, как, наверное, и по всей стране, ходят среди людей разного рода пословицы и поговорки. Существуют всякие поверья о неотвратимости наказания за нехорошие дела, за отход от Веры, о необходимости покаяния, иначе Божие наказание будет намного суровее. Герой мой всю жизнь метался между Богом и неправедными силами, власть ему навязывала разное, и человек окончательно запутался. И лишь на войне, во время смертельного боя, за минуты до гибели, осознал он правду о всем сущем. И с этой правдой пошел к Богу.

– А как вы пришли к вере?

– Я не просто приходил к ней. Все наше поколение было приплюснуто сверху марксистско-ленинской идеологией. В самом деле, эта вот идеологическая триада, стоящая во главе воспитания: октябренок-пионер-комсомолец просто выворачивала мозги. То, что Бога нет – это было не требующей доказательства аксиомой. Здоровое бабушкино воспитание, а она была дочкой священника Васильевского, не могло полноценно пробиться ко мне сквозь толщу антирелигиозной пропаганды. И мне трудно было понять, кто прав: моя добрая бабушка или пионервожатый? Казалось, что все говорили правильные вещи. Да и Гагарин утверждал, что никакого Бога в космосе не видел. Я редко ходил в церковь. И только к тридцати годам Господь будто позвал меня к себе, настоятельно и твердо. Я пришел к Нему и не собираюсь больше никуда от него уходить.

– Знаю, что вы восстанавливаете храмы. Расскажите об этой вашей деятельности.

– Наверное, это слишком громко сказано: «восстанавливаю храмы». Просто, по научению горячо любимого, покойного ныне схиигумена Оптиной пустыни Гавриила, являвшегося моим духовным отцом, иногда помогаю финансово монашеским обителям. Есть, правда, за мной духовный подвиг посерьезнее: довелось мне построить в родной деревне Лопшеньге, что на Летнем берегу Белого моря, деревянный храм в честь Петра и Павла. Считаю теперь, что проживаю свою жизнь не совсем зря. Может быть, излишне высокомерно так считаю…

– Сегодня, я знаю, вы совмещаете занятия литературой и общественную работу…

– Да. За последние годы издал двадцать одну книгу прозы, стал заместителем председателя Союза писателей России. Состою в Поморском землячестве в Москве, являюсь членом Правления землячества. Много езжу по стране, выступаю перед читателями. Получил ряд литературных наград.

– Что дает вам надежду в наше непростое время?

– Большую надежду на доброе будущее дает наш русский оптимизм. Смотрите, казалось бы, тучи сгущаются отовсюду. И там угроза, и там.   А у нас никто не печалится, всюду бурлит жизнь. И потом, трудности, которые выдержал наш народ, не сравнимы ни с одной страной. Мы прошли все, мы привычны ко всему, и мы готовы к любым испытаниям!

 

Беседовала Татьяна Медведева для журнала Столетие

https://www.stoletie.ru/kultura/pavel_krenev_v_nashem_narode_zhivet_gen_nepobedimosti_842.htm?ysclid=lagpvw6p63908715027

 

В Архангельской городской библиотеке имени М.В.Ломоносова представлены книги земляка Павла Кренева.  Писатель родился в деревне Лопшеньге Приморского района, там прошло его детство, там сформировался настоящий поморский характер. Павел Григорьевич считает, что проживает суровую жизнь, но при этом захватывающую и богатую на события. Он многого добился и в профессиональной, и в творческой деятельности, но его связь с родным Поморьем неразрывна: построил в деревне церковь, возит школьников-северян в Москву и Санкт-Петербург, организовывает Казаковские чтения.

Писатель с огромной любовью рисует самобытную, первозданную природу северного края, её своеобразие, особенности быта местных жителей, их исторических традиций. От рассказов веет лесным разнотравьем, терпкими запахами морских водорослей, просмоленными карбасами, крестьянскими избами… В этих историях – целая галерея народных характеров. Его герои – и взрослые, и подростки – являются носителями векового поморского уклада, гражданами самобытного и свободного Русского Севера.

#Кренев #РусскийСевер #ПевецРусскогоСевера #Лопшеньга

 

Библиосфера

Заповедная деревня

Павел Кренёв. Энциклопедия Русского Поморья в очерках и рассказах коренного помора. – Москва: Проспект, 2022. – 632 с. – 1000 экз.

Да не смутит читателя заглавие и внушительный объём этой замечательной книги. Перед нами – отнюдь не сухая справочная литература и даже не краеведческое издание, а сборник живой русской прозы, насквозь пропитанный солёными северными ветрами Поморья. Назвать эту книгу «энциклопедией» можно лишь в том смысле, в каком «Евгения Онегина» называют «Энциклопедией русской жизни».

Темы Поморья, деревни, малой родины – ключевые в творчестве Павла Кренёва. Но это – не только его условная «писательская ниша», но и его большая человеческая боль. В очерке «Реквием по родной деревне» автор  пишет: «Поморская деревня – хранительница вековечного крепкого былинного крестьянского уклада – оказалась не способна противостоять хищническим воровским приёмам современных жуликов и проиграла в судьбоносной борьбе. Обокраденная, лишённая средств для выживания, она теперь никому не нужна. Проклятое время…». Поэтому, думается, «Энциклопедия Русского Поморья» – очень важная книга не только для самого автора, но и для всей России. Впрочем, это – не памятный обелиск погибающей северной деревне, а скорее – заповедник, бережно сохраняющий исчезающий вид человеческого общежития. Там, на страницах «Энциклопедии» – всё, чем живёт и дышит Поморье: от охоты и рыболовного промысла – до тонкостей быта и семейных взаимоотношений.

Для удобства читателя произведения в книге структурированы по темам, расположенным в алфавитном порядке: «Быт поморов», «Вера православная», «Деревенские умельцы», «Война», «Интервенция», «Охота», «Рыбодобыча» – и так далее. В каждой теме рассказ предваряется небольшим очерком, в котором писатель обращается к читателю напрямую, без посредства персонажей и литературных масок. И, несмотря на то, что многие художественные произведения Павла Кренёва автобиографичны, пожалуй, именно очерки отвечают в этом сборнике за нотку «личного», которое трогает особенно сильно.

Главными героями книги стали земляки писателя, жители деревни Лопшеньги, а также дикие животные, обитающие в этой местности – волки, медведи, глухари, лебеди… Некоторые персонажи «кочуют» из рассказа в рассказ, но один, ключевой, проходит через всю книгу. Персонаж этот – природа Поморья.

Пожалуй, именно в пейзажных описаниях, кратких, но ёмких, раскрывается в полной мере художественный дар Павла Кренёва, ибо пейзажи в его рассказах – подлинная поэзия: «А затем пошли завывать по холодному поднебесью зимние ветра, протяжные и гулкие. Они трубили в высокие небесные трубы и кричали на весь белый свет, что принесли природе и людям синее небо и голубые длинные морозы. В лесу прошёл трескоток застывающих деревьев. Это взрывалась оставшаяся в стволах замерзающая вода», «Прямо под ним длинной и широкой серо-белой тускловатой полосой распростёрлись шиферные крыши деревенских домов. Дальше, уходя к еле видимой, размытой серостью черте горизонта, лежало огромное морское пространство, по которому бегали бесформенные тени облаков и вспыхивали маленькие пенистые верхушки рассыпающихся от ветра волн», «Над нами раскинул бескрайние сероватые крылья дивный вечер первой половины северного лета, долгий и тихий. Ленивый, легкокрылый, чуточку знобкий ветер шелестит по матовой воде, будто гладит её поверхность, отчего море, дремотное, разомлевшее за день, довольно урчит на мелких прибойных камушках. Мы сидим и смотрим, как прямо перед нами из моря вылезает и стряхивает брызги огромная безрогая спелая луна».

Впрочем, и портреты земляков-поморов вышли у писателя исключительно достоверными – и одновременно поэтичными. Читатель верит – и не верит в то, что такие люди и впрямь бывают на свете. Живущие в согласии с природой и в соответствии с её законами, закалённые суровыми северными условиями – они видят и ощущают жизнь иначе. И если деревенский уклад жизни, быт – отличия крайне существенные, но вполне понятные современному человеку (особенно после кропотливого, детального объяснения), то их философия, их миросозерцание поражают и очаровывают. Чего только стоит отношение поморских стариков к смерти (а этой темы Кренёв касается в своих произведениях не раз). Так, старушка Евдокея в повести «Поздней осенью, на Казанскую» говорит жизнерадостно-мечтательно своей пожилой подруге: «А я бы, Парасьюшка, ешшо бы пошаркала маненько, у меня ета, как её, годовшшина скоро уж. Хочу на ей попеть да попляссать». А «дедушко Павлин» в одноимённом рассказе сетует: «Помирать надо скоро, Павлушко, а мне рано вроде, не нагляделся ишшо». Они, прожившие простую, честную и чистую жизнь, не боятся смерти – вне зависимости от того, верят в Бога или нет. Но – жалеют о том, что так мало остаётся времени, чтобы полюбоваться красотами мира, насладиться нехитрыми радостями – общением с соседями, песнями под гармонь… И от этого кажется, что, наверное, они хранят ещё какой-то важный секрет жизни, утраченный большинством современных людей.

Особого внимания заслуживает также тема любви. В очерке «Поморы и любовь» Павел Кренёв пишет:  «… там, в постоянной борьбе за жизнь, в горнилах её, закаляется настоящая любовь. Я не знаю мужчин, более преданных любви к своей женщине, к хозяйке своего дома, чем поморы. У каждого из них, уходящего на рыбный промысел, в глубинках одежды, в желанных тайничках всегда имеется фотокарточка своей зазнобушки, амулетик, подаренный ею, платочек. Каждый раз перед сном рыбак целует их, разговаривает с ними… За всю свою немаленькую уже жизнь я не помню случая, чтобы живущие в деревнях поморы разводились, разрушали семьи. Каждый поморский дом – это остров любви, это её крепость». И действительно, героев рассказов отличает исключительная верность – словно врожденная, естественная, как дыхание. И бабушка Парасья из уже упомянутой повести «Поздней осенью, на Казанскую» – поморская Ассоль, всю жизнь прождавшая погибшего в море любимого мужа; и верная спутница жизни Нестора Кирилловича из рассказа «Художник», из последних сил несущая домой занемогшего супруга – яркое тому подтверждение.

Важную роль в портретах поморов играет и бережно, с любовью переданный автором неповторимый характерный «окающий» говорок. Первый десяток страниц привыкаешь к нему, приноравливаешься, но потом вслушиваешься, как в песню: «Откуда ето? Морозы бьют уж, а она летат! Погляньте, люди добры, на чудо тако!», «Како дело, понимаешь, песни тады мог складывать. Ну не длинны, конечно, не народны, а припевки»…

Есть в книге и родные, привычные русскому человеку архетипы – народные умельцы, деревенские самородки. Им посвящены рассказы «Радиогений Митя Автономов» и «Художник». Однако в исполнении Павла Кренёва тема эта звучит скорее минорно: ни юный кулибин, ни одарённый художественным талантом юноша так и не реализовали себя в полной мере в силу непреодолимых жизненных обстоятельств.

И к слову о непреодолимых обстоятельствах… Особое место в книге занимает тема Великой отечественной войны, адским огнём окатившей всю страну, не минувшей ни одной деревни и ни одного дома. Павел Кренёв свидетельствует: война унесла жизни трети населения Лопшеньги. И в том числе – жизнь его деда, Бадогина Егора Ермолаевича. Его истории и подвигу посвящена повесть, ставшая безусловной удачей автора: «Огневой рубеж пулеметчика Батагова». В центре сюжета – неравный бой, который принял пулемётчик, чтобы задержать наступление врага. Повесть эта, на мой взгляд, стоит наравне с классикой отечественной военной литературы. Она сложна и многопланова: здесь показаны и ошибки командования, и будничные фронтовые моменты, и сцены из мирной, довоенной жизни, и невероятное мужество отдельных солдат и одновременно – сложная гамма испытываемых ими чувств: страх, жалость к однополчанам и убитым врагам, тоска по мирной жизни, внезапное религиозное прозрение… А ещё – противоестественность войны как таковой. Здесь Кренёв блестяще использует противопоставление хаоса сражений и гармонии природы: «Иногда шмель подлетал к солдатам совсем близко, кружил около их пилоток, и тогда шум, создаваемый серебристыми его крылышками, превращался в громкий рокот неведомого божественного мотора, звон разбуженной весной природы, частью которой он и был». И хотя финал повести известен заранее, она всё равно держит в напряжении до последней страницы: так хочется верить, что этот простой, добрый, толковый русский человек вернётся в свою деревню, достроит начатый дом, покачает на руках долгожданного сына…

Помимо высокого художественного мастерства Павла Кренева есть в его произведениях какая-то глубинная правда, мощное сращение трагизма и красоты, дающее неослабевающее этическое напряжение. И удивительно точны и убедительны образы русских людей, скромных тружеников, а, по сути, настоящих героев, проживших честную, мучительно-радостную жизнь. Кренёву удается самое трудное в литературе: создать образы хороших, порядочных людей, почти святых, трогательно не подозревающих о своей святости. Такова старуха Пелагея из рассказа «Поздней осенью, на Казанскую», таков смелый мальчик Егорушко из рассказа «И на земли мир...», таков Силантий Батагов из повести «Огневой рубеж пулемётчика Батагова». Особенно пронзительно звучит тема сиротства, проходя сквозным мотивом через всю книгу. Так же полно и зримо раскрыты темы взросления, духовного возмужания, понимания неизбежности смерти, преодоления горечи земного существования.

Звучат здесь и распутинские нотки — болью по исчезающим русским деревням, по крепким и добрым людям, вынесшим на своих плечах все беды века, звучат и бунинские – тонкие, лиричные – о мучительной и невыносимой прелести человеческого бытия, но ярче всего слышится самобытный кренёвский голос, говорящий о любви и верности, об умении все сдюжить, сохраняя самое важное, родовое, исконно русское, не уставая при этом любоваться морем, лесом, незабвенными лицами односельчан... А это и есть настоящий, не пропитанный никакой надуманной идеологией, патриотизм.

И в завершение вернусь к теме «самородков». Северная земля богата талантами. Не обошёл вниманием Павел Кренёв и писателей-земляков: Фёдора Абрамова, Бориса Шергина, Степана Писахова, Ксению Гемп. Им посвящены очерки из раздела «Земляки». С любовью и восхищением он пишет об их книгах, воспевающих Русский Север. В частности, о книге Ксении Гемп «Сказ о Беломорье»: «Это реальная энциклопедия жизни людей, населяющих берега Белого моря. Книга всесторонне и полно охватывает все сферы жизни русских поморов, повествует об их нравах, особенностях быта, ведения хозяйства, характерных привычках, стиле поведения в разных обстоятельствах». Эти же слова можно отнести и к новой книге самого Павла Кренёва, который, безусловно, занимает законное место в плеяде лучших русских писателей.

Анастасия Ермакова

С 3 по 8 октября 2022 года в Нижнем Новгороде и Нижегородской области прошел VI Международный литературный фестиваль имени Максима Горького.

 

Среди участников фестиваля было немало замечательных писателей и поэтов из многих городов России и зарубежных стран. Писатель, секретарь Союза писателей России Павел Кренев – участник Международного фестиваля им. М. Горького, встречи с которым каждый год с нетерпением ожидают и школьники, и студенты, и читатели библиотек самых разных возрастов. Вот и в этом году программа участия Павла Кренева была насыщенной и содержательной.

 Приветственное слово Павла Кренева на торжественном открытии фестиваля задало деловой и рабочий тон всему мероприятию. Его встречи с читателями с нижегородских библиотеках им. А.Твардовского и им. П. Мельникова-Печерского, как всегда оставили неизгладимое впечатлений у нижегородцев. Литературный десант фестиваля в город Богородск Нижегородской области, для жителей  города, не избалованных такими встречами, стал настоящим событие! Встреча с писателями принесла всем присутствующим на встрече массу положительных эмоций и стала для многих удивительным и интересным открытием. Встреча со студентами Нижегородского государственного педагогического университета вылилась в откровенный и доверительный разговор.

 

Опубликовано в журнале "Север"№ 9-10, 2022 год

 В конце 1918 года Граня Калинина, статная, красивая девушка, ступила на архангельскую землю. Прибыла она с первыми заморозками, когда размазня осени с её дождями, расхристанными дорогами и простудами сменилась первыми холодными ветрами, строгой прохладцей ясных морозных утренников,
просвеченных тускловатым светом розового солнца, висящего над маревным горизонтом.
Девушка расхаживала по архангельским дорожкам, и под ногами у неё тонкими стеклышками позванивал ледок, хрупкий и трепетный, словно хрустальные пластинки, вставленные в изысканную раму молодой и нежной северной осени. Румяные щёчки восемнадцатилетней Грани пылали от тронувшего их лёгкого морозца, а серые глаза широко, с любопытством смотрели на мир. Ей, деревенской девушке, в городе было занимательно всё: дорогие деревянные дома купеческой знати – таких домов её деревня сроду не выстраивала, причудливые резные ставни, деревянные тротуары, необычно огромные шумные и драчливые голубиные стаи, водяные колонки, лихие извозчики, торговые платяные и пищевые лавки… Обилие карманных воришек, от которых не было отбоя, – уж чего никогда не бывало в Граниной деревне. Там даже на домах никогда не вешали замков, .
Казалось бы, заходи любой человек и бери чего в доме имеется. Но никто не заходил и ничего не брал без спроса. А тут, в городе, отвернись только – и уже что-то да спёрли.
И её удивляло Граню множество иностранных военных. Их было настолько много, что, казалось, они всюду и от них нет никакого спасения, что они навсегда в этом северном городе.
Тётушка Гранина пребывала в плохом состоянии. У неё был туберкулёз, и развивался он уже давно – года эдак два. Дыхание старушки было тяжёлым, она уже мучилась и никуда из дома не выходила. Граня всё время была рядом с ней. Не приведи господи умрёт родной человек – и что же дальше? Работы у Грани нет, из комнаты, где она не прописана, придётся съезжать. Она много раз слышала, что многие женщины, в особенности красивые, у которых нет
мужей и семьи, находят себе богатых кавалеров и те содержат их. Живут потом такие женщины безбедно. Но Гране это не подходит.  Она серьёзный, трудолюбивый человек, тем более приехала из деревни. А сельские девушки особо берегут свою честь для будущего мужа. У неё и в мыслях не было в городе чинить какие-то вольности и разврат.
Понимая, что развязка будет совсем скоро, Граня, занимаясь домашними делами, часточасто подходила к тёте, разглядывала её бледное лицо, наклонялась и слушала: дышит ли она, не ушла ли жизнь из её впалой груди. Разговаривала тётя с трудом, еле разжимала высохшие губы и, нелепо, болезненно улыбаясь, шептала что-то малопонятное, порой и вовсе невразумительное. Граня лишь изредка понимала смысл её горячего шепота. «Выживи, девочка, люблю тебя!» – отчётливо попросила тётя однажды. Потом ещё что-то шептала, но смысл произнесённых родственницей слов остался непонятным для Грани. В тот последний момент общения с единственным родным человеком Граня отчётливо осознала: тетушка действительно вотвот умрёт, а в этом
большом городе она останется совсем одна.
Перед смертью тётя не смогла ничего сказать племяннице. Лежала тихо-тихо на стареньком диванчике, даже не кашляла. «Должна же она хотя бы кашлять, – размышляла полуживая от усталости Граня, – у неё же все дыхательные пути забиты чахоткой…» Она подкрадывалась к кровати, наклонялась, дыхания не было слышно, но поднесённое к губам зеркальце слегка запотевало. Тётушка дышала! Граня истово молилась, просила у Матушки пожалеть, помиловать и
родственницу, и рабу Божию Аграфену, не бросать их в суровых испытаниях. У тётушки уже не было сил кашлять. К вечеру она стала захлёбываться от кровохарканья. 

Уже под самое утро Граня, уставшая, изнемогшая, наконец забылась во сне. Ей казалось, что она проспала совсем немного, но проснулась от овладевшего ею ужаса. Прямо во сне Граня вдруг почуяла, что любимой тётушки больше нет. И правда, та лежала с полуоткрытыми остекленевшими глазами, устремлёнными в потолок, будто что-то высматривала там. Может, она искала пропавшие, несбывшиеся мечты своей затерявшейся в далёких годах молодости и одинокой жизни, разглядывала там розовые отблески растраченной среди людей нежности и доброты… прошедшей мимо любви,
обдавшей теплом сердце, но так и не согревшей душу… Любовь тётушкину, Граня знала, съела война и не подавилась, проклятая.
Племянница вызвала врача, чтобы засвидетельствовать смерть. Долго рыдала на своей кровати в углу комнаты тёти. Затем плакала на
похоронах.
Тетушка из-за своей болезни не оставила племяннице никаких документов или завещания, дающего право на проживание по её адресу, поэтому Граня осталась в городе одна-одинешенька, без крыши над головой, без средств к существованию. Теперь она сидела на лавочке в городском парке. Морозное солнце холодного дня падало за горизонт. В голове у неё был сумбур от безысходности. Надо бы возвращаться домой, но это невозможно: ей не добраться сейчас до родной деревни, к тому же без напарников. Транспорта нет никакого, да и какой может быть транспорт, если в карманах и в подорожном мешочке гуляет ветер? А идти пешком до дома нужно сто пятьдесят километров. Сейчас, в наступившие морозы, такой путь в одиночку по диким лесам с волками равнозначен смерти.
Оставаться в Архангельске тоже невозможно – Гране уже поступало два предупреждения от жилищной конторы с требованием освободить комнату. В любой момент могла нагрянуть милиция и выбросить её на улицу вместе со скарбом. В Архангельске очень не хватало жилья для нахлынувших в город беженцев.
Что было делать Гране? Она сидела в парке на скамейке в худом пальтишке и стареньких истертых сапожках с полуоторванными подошвами. Ей было холодно и голодно.

После тяжелых раздумий Аграфена решила: ей нужно умереть. Другого выхода она не видела: работы в городе ей не найти, жить негде, еда кончилась и не предвидится. Нищенкой и побирушкой она не будет никогда. А просто взять и умереть – значит освободить себя и других от её голодных страданий, от ненужных никому хлопот. Так она решила и, голодная, полузамёрзшая, свернулась калачиком на холодной от вечернего морозца скамейке.

Мимо проходили два архангельских парня. Это были работяги шлюпочного завода, что на реке Кузнечихе. У них была ночь безделья. Не поступили пиломатериалы для корпусов лодок, и эти производители речных шлюпок проиграли всю ночь в карты. Теперь им хотелось размяться, разогреть молодые кости… Увидев лежащую на скамейке девицу, придурки испытали сладкое предвкушение.

– Девка, ты чево разлеглась? Пойдем-ко с нами.

Один подошёл к ней и потряс за плечо. Граня прекрасно понимала, чего они от неё хотят. Она закричала – визгливо и громко, словно стервозная бабёнка в момент истерики. Вскочила со скамейки и, растопырив, словно кошка, пальцы, бросилась на молодых негодяев. Глаза её были бешеными и переполнены решимости разорвать в клочья любого. Парни отпрянули, отпрыгнули назад, и один визгливо проорал:

– Валим отсель, а то глаза выцарапат, дура!

И они попрыгали прочь от опасного места. А Граня опять устроилась на скамейке. Ей в самом деле некуда было идти. Через час она совершенно замерзла и уже с трудом иногда пошевеливалась. Суставы её перестали разгибаться. Она лежала, тряслась от дрожи и думала: «Ну и хорошо, что так… Ну и слава Богу… Значит, скоро уже всё закончится…»

Некий мужчина проходил мимо неё. Он был в шинели иностранного покроя. Подошел к Гране, обездвиженной, окоченевшей. Присел рядом, коснулся девичьей щеки и понял, что она замерзает. Сердце её елееле трепыхалось в груди в слабых, вялых импульсах. Затухающее сердце… Незнакомец вышел на центральную городскую магистраль – Сергиевский проспект и остановил экипаж. Заплатил кучеру и попросил его малость подождать. Затем вернулся к Гране, поднял её и на руках перенёс в карету. Там укрыл её хранящейся под сиденьем попоной, и они тронулись. На самой окраине Архангельска подъехали к серому зданию, двухэтажному, малозаметному среди других. Мужчина в шинели выскочил из экипажа, подошел к входной двери и постучал.

– Кто там? – послышался с другой стороны женский голос.

– Это я, Эдвард.

– А, Эдик, заходи.

Открылась дверь. На пороге стояла очень толстая женщина и куталась в меховую накидку. Эдвард сказал ей:

– Подожди, Жанетта.

Он подбежал к экипажу, а вернулся к дому с молоденькой девушкой на руках.

– Это кто? – поинтересовалась Жанетта.

– Не знаю. Надо… хелп, – почти в приказном тоне заявил Эдвард. – Она была одна… здесь… форест… Она хэв гот сириос колд… замёрз она…

Уже поднаторевшая в английском Жанетта воскликнула:

– А-а-а! Дак всё ясно, замерзла девка! Давай-ко, деушки, оттирать надоть красоту етту. Могёт быть, жива она!

Эдвард к тому моменту уже удалился по своим делам. На зов прибежали ещё две «деушки». Они отнесли Граню в комнатушку, там быстро скинули с неё всю одёжку и минут десять натирали её тело древесным спиртом. Натирали сильно, упорно, мощными толчками вдавливали в Граню огненную жидкость. А Жанетта исподволь любовалась юным, плотным, совершенным телом красивой поморки, завидовала её свежести, прищёлкивала языком и вслух мечтала:

– Вот бы мне тако тельце хоть на недельку. Я бы всех мужиков приворожила. Все бы передо мной ползали, гадёныши. А то вишь, морды от меня воротят сукины дети. А я ведь така же баба… можа, ишше лучшее местами других-то…

Очнулась Граня в публичном доме. Перед ней, лежащей на тахте, сидела грузная женщина с уложенными в прическу волосами и одутловатым лицом и била её по щекам. Шлепала не сильно, так уж – слегка. Граня вытянула вперёд правую руку, пытаясь прикрыть лицо от этих шлепков, и они сразу же прекратились.

– А-а, красотка, очухалась? – спросила, обрадовавшись, полная женщина. – Мы тебя, дорогуша, в чувство приводим. – А то ты чиканулась маленько… помирать собралась в таки-то годы.

Говорила она высоким голосом со смешной для нормальных людей опереточной манерой, что никак не вязалось с её массивной внешностью.

– Присаживайся, разговаривать будем с тобой. Рассказывай, как да чего? Откуль ты, дева? Как в домике любви оказалась?

Говорила она со свойской интонацией бабёнок, которые давно перешли обозначенную приличием черту и теперь занимаются похабным, но доходным делом. При этом добродушно щурилась и подмигивала девушке, как своей заединщице.

– Какой такой дом любви? Где я нахожусь? – слабеньким голосом спросила Граня.

– Ты чего, не разобралась ешшо, где находисся? Публичный дом ето, вот что.

У Грани не было сил, чтобы возмутиться или воспротивиться. Она смогла только прошептать:

– Есть я хочу сильно… и пить.

– Не заслужила ешшо ентого. Заработашь – тогда и пожрёшь. Зря мы, что ли, тебя к жизни вертали?

Граня поняла, что здесь ей не жить. Надо уйти отсюда поскорее. Она не представляла, где находится её одежда. С трудом поднялась с кровати и, босая, в одной сорочке, сделала шаг к выходу. Неуверенный короткий шаг. Второго шага ей не удалось сделать. Она пошатнулась, повело вперёд… С усилием выпрямилась, затем её закачало, и Граня упала навзничь, ударившись затылком об пол.

Толстая женщина в доме терпимости именовалась Жанеттой. К слову, все насельницы публичного дома именовались «красивыми» именами, чтобы клиентов не шокировать простонародными Клавами, Парашами и Нюрками. «Не то у посетителей отбиваются всяки там желания», – полагала сама Жанетта. Так вот теперь она вскрикнула и бросилась к Гране, тут же быстро сдернула с крючка полотенце, смочила холодной водой, выжала его и положила ей на лоб. Потом Жанетта побежала за хозяйкой Розалией, которая на ту пору была с клиентом, бывшим поручиком, обычно довольно сердитым и крикливым офицером. Однако же он являлся клиентом постоянным, поэтому не поднял шума, когда у него из-под носа увели постоянную же подругу, хотя дело было ещё недоделано. Но причина была весьма как важная: умереть мог какой-то человек, находящийся в заведении, и, если бы это произошло, неприятности возникли бы и у самой Розалии.

Граня очнулась, когда ей дали подышать нашатырем. Потом её насильно, как младенца, с ложки кормили манной кашей. Она поела и, совершенно усталая и измученная, крепко уснула. Наутро к Гране пришла Розалия.

– Ну чё, деушка, будёшь у нас роботать? – спросила. У неё был чисто поморский выговор. «Землячка, значит», – решила Граня, это её немного успокоило.

– А чё делать-то надо? – спросила она. – Чё да чё?! Не уразумела, чё ль? С мужиками спать надоть, на прожитьё нам всем копеечку зарабатывать.

Аграфена глянула на хозяйку взглядом дикарки – недоуменным и возмущённым.

– Да я лучше сдохну! – Граня даже сплюнула от возмущения.

– Ну, ты порато не торопись сдыхать-то, дева. Поспешь ешшо подохнуть… – урезонила Розалия. Она внимательно глянула на Граню.

– Так ты чево, целочка, што ли, коли так трепыхаиссе? – Граня притихла и молчала, а Розалия, привыкшая ко всему, многоопытная, бесконечно циничная, рассуждала: – Все мы были когдато… тоже трепыхались… а жись научила по-другому. Ничего, не померли. И ты не помрёшь… – она повздыхала, потом сказала прямо:

– Решай, Аграфена. Я почему к тебе прицепилась и приняла от англичанишки, который тебя приволок, – видна ты девка! На тя мужичок-от попрёт сюды, деньгу хорошу заробишь. Да и нам всем крепка прибавка будёт. Ну, худо ли? – она маленько помолчала и сказала опять без обиняков: – Рядить тут долго некогда, дева, решай: или работай, как все, и копеечку в одну кучку со всеми складывай, а нет, дак вон бог, а вон порог! Можа, где тебе полегше жись достаничче. Туда и попадай, а у нас тут дармовшинки не быват, – затем она поднялась со стульчика и объявила:

– Даю тебе, сладенька, два часочка. Прикинь, чё лучшее тебе. Зайду, но ежели не решишь ничево, штебы тебя уж не было тутогде. Осерчаю, коли не так.

Когда хозяйка вышла за порог, Гране нечего было впустую размышлять: обитательниц этого заведения она глубоко презирала. У населения были для них только такие имена: потаскухи, проститутки да шалавы и ещё те, которые и произносить-то стыдно среди приличных людей. Девушке, еще не познавшей настоящей любви, омерзительно было и думать о том, чтобы она могла встать с ними в один ряд. Граня собрала скудные свои вещички, расстелила платок, привезённый из деревни, и аккуратно положила в него весь свой скромный скарб. С этим узелком в хилом пальтишке выскочила на улицу. На обочине она долго стояла, разглядывая людей, дома, телеги и повозки. Граня не знала, куда пойти. У неё умерла любимая тетушка, ей негде жить, нет ни родни, ни друзей, ни знакомых, ни одной родной души… Работы тоже нет.

Она побродила по городу. Архангельск теперь казался ей совсем чужим, даже враждебным. Куда-то запропастились привычные лица прохожих, которые раньше попадались на пути. На улицах еторопливо прохаживались одни только иностранные военные. Откуда их столько взялось? Куда идти, куда спрятаться от безысходности? Как пережить этот холод? Наверное, думала Граня, холод и убьёт её, от него нет спасения. Она вдруг вспомнила опять тот самый парк, в котором чуть не погибла от холода. Вспомнила спасительную идею о смерти. Может, это и есть выход из её тягостной беды?

Граня вновь пришла в парк. Она села на ту же скамейку, на которой смерть уже дыхнула ей в лицо, и стала ждать. Но смерти всё не было. Вместо неё пришли двое молодых полуоборванных парней. Они насиловали Граню, били и опять насиловали. Дул холодный ветер конца сентября, стояла чёрная северная безлунная ночь. Граня отбивалась и пыталась кричать, но её избили так, что она не могла двигаться и с трудом шевелила порванными губами. Никто её не услышал. В Архангельске стояло безвластие начала интервенции. Стражи порядка бездействовали, и даже вооруженные военные патрули опасались заходить в глубину этого бандитского парка, поэтому шпана, напавшая на Граню, чувствовала себя безнаказанно.

Эдвард лучше понимал русский язык, чем на нём разговаривал.

– Где тут девушка? Я имель принести хё это место. Где она? Она быль тут.

В публичный дом он пришёл, чтобы навестить спасенную им русскую девушку. Та была очень плоха, когда он вынужден был её покинуть по срочным служебным делам. Эдвард Сансет был впечатлительным человеком. Он догадался, что девушка пыталась лишить себя жизни, когда он нашел её в парке на скамейке. И вот он пришел навестить её там, где оставил. Но Граня ушла оттуда. Розалия и Жанетта понятия не имели, куда отправилась Аграфена. Обе они лишь разводили руками на вопросы Эдварда. Что ему оставалось делать?

Начал он с того, что пошел туда же, в парк, к той же скамейке. Другого ему не оставалось, ведь он ничего не знал о той девушке. Когда Эдвард приближался к знакомой скамейке, ещё скрытой от его глаз деревьями и кустами, ему послышались мужские голоса и сдавленный женский стон. Прислушиваться было некогда, Эдвард ускорил шаг. Увиденное его потрясло. Это явно было изнасилование. Один мужчина со спущенными штанами подмял под себя женщину, лицо которой было в крови. Вдавливая её всем телом, насильник делал своё дело и попутно наносил жертве удары. Она, уже измождённая, из последних сил сопротивлялась. Парень закрывал левой ладонью рот жертвы, чтобы заглушить крики, а правой все бил и бил. Другой прес тупник держал её голые ноги, чтобы жертва не вырвалась.

Эдвард не любил, когда сильные бьют слабых, ему в детстве самому много доставалось от старших ребят. Когда Эдвард подскочил к ублюдкам, один из них – тот, который держал жертву за ноги, – выхватил нож. Но военный был готов к такому повороту: не зря занимался в клубах Англии борьбой джиу-житсу. Он поднырнул под нож, перехватил руку нападавшего и нанес ему сокрушительный хук в челюсть. Тот рухнул на землю и подняться не смог. Тут же Эдвард ринулся на второго бандита. Он стащил его на землю и по-простецки, по-мужицки отпинал его. С этим обошлось безо всякого джиу-джитсу. Забитых до полусмерти подонков Эдвард связал ремнем и свалил в придорожную канаву.

На скамейке лежала Граня. Глаза её, заплывшие от слёз, ударов, едва приоткрывались. Эдвард сразу узнал её – ту, которую однажды уже спас на этом же месте. Сейчас он спас её во второй раз. Тяжело поднявшись, она села на скамейке и, привалившись к плечу спасителя, чтобы не упасть, что-то благодарное стала шептать ему разбитыми губами. В этом потоке слов он разобрал своё имя – значит, она узнала его, значит, запомнила, как его зовут. Искалеченную Граню в обморочном состоянии Эдвард принёс туда же, куда и в первый раз, – в публичный дом, где его опять встретили старые его знакомки Розалия и Жанетта. Они опять суетились вокруг лежащей без сознания Аграфены, обрабатывали её раны, сочувствовали ей и ругали за то, что она «такая непослушница», что «не хотит жить, как все», а «суётся, куда не следоват», а «все ей жалеют» и «все из-за ей страдают».

Шло время, почти год пролетел. Граня так и осталась в публичном доме. Раны на теле её зажили, а уходить куда-то она уже побоялась. Пришлось жить и работать так, как того требовали обстоятельства. Ей нечего было больше ждать от жизни. Была у Грани когда-то любовь – с деревни ещё. Да только желанный ею с юности Артемий Разбаков куда-то совсем запропастился. Больше года назад уехал он из деревни, не было от него никаких вестей. И это тяготило Аграфену более всего. Неужели позабыл вовсе? А может, нашёл другую зазнобу? Почему он не разыскал её до сих пор? Тяжёлым грузом лежала на Гранином сердце мысль, что не смогла, как мечтала, сохранить для любимого свою девичью честь. Пусть и не было в этом её вины, но назад не воротишь… Как она посмотрит в глаза своему Артемьюшку? Что ему скажет? И самое главное: каков его ответ будет, если узнает, что с ней случилось?

Граня знать не знала, что и Артемий тоже не может её забыть, что ищет её где только можно… Но как ему найти свою любушку в самом неожиданном месте – в публичном доме? Такой поворот ему и во сне не мог присниться. Да и сама Граня представить не могла, какое ещё испытание уготовит ей судьба.

Подступила осень 1919 года – тяжелая для России пора. Это было время решающих военных столкновений с войсками Антанты. С лета прошлого года интервенты – с ними и появился в Архангельске англичанин Эдвард Сансет – продвинулись вглубь страны. Планировали они по северным рекам дойти до Вологды, чтобы соединиться с белыми войсками Деникина, Врангеля, с отрядами восставших чехов. А дальше должны были собраться в единый кулак белые, вооруженные интервенты, самостийные формирования «зеленых» и ударить единым фронтом по «красным» в центральной России, чтобы разбить их. Да только надеждам этим не суждено было сбыться. Большие противоречия имелись в этом «кулаке», не могли они, антисоветские силы, сплотиться и действовать согласованно, потому и единого результата не было. Не имели они и единого руководящего центра, оттого все фланги тянули одеяло на себя – каждый хотел победу записать на свой счёт. Так и получилось: сила в «кулаке» есть, а победы не видать, потому что ставили они порой противоположные задачи.

Белогвардейцы жаждали уничтожить ненавистных им большевиков, оттого и пошли в поход вверх по северным рекам, чтобы соединиться с другими антисоветскими силами и вместе напасть на советские войска. Эта попытка и привела к проигрышу всей кампании. А сообщники – английские и американские интервенты – по приказу своего командования в голове держали иное: им надо было вернуть военное имущество, завезённое в Россию их государствами перед войной с Германией, а заодно и награбить как можно больше российского лесного сырья и прочего, чтобы вывезти к себе на родину. Так что война с большевиками в их планы и не входила. Да и не умели чужаки воевать против русских, хоть и тактику их изучали, суровые условия Поморья учитывали и особенности характера местных. Не под силу им оказалось сломить сопротивление поморов, поэтому вынуждены были иноземцы уйти с северной земли. Убегая из России, по пути они «подметали» всё, что плохо лежало. Что тут поделаешь? Англия и Америка – дело известное – давно поднаторели в грабежах чужих стран, и тут грех упускать…

Так что пока англичане, американцы, а вместе с ними и французы стояли в Архангельске и Мурманске, всё и гребли, что можно было вывезти. Подчищали они склады военного имущества, продовольственные и оружейные. Оттуда изымались остатки той помощи, которую страны Антанты совсем недавно, в Первую мировую, завезли в Россию, чтобы поддержать в войне с общим врагом – Германией. Тогда в Архангельск и Мурманск завезли около пяти миллионов тонн различных грузов. А нынче, пользуясь всеобщей неразберихой и слабостью ослабленной войной России, Антанта изымала – по сути, воровала – привезённое ранее имущество и тайно увозила его в свои страны. В то время, пока интервенты стояли в России, с их подачи и появились здесь публичные дома. В отсутствие чужаков эти «заведения» были брошены на произвол судьбы.

Во второй половине сентября интервентов и «белых» прогнали с Севера. Уже «красные» наводили в Архангельске свои порядки. Комиссары выявляли сотрудничавшую с «врагами революции» контру и немилосердно карали её. У ЧК разговор был короткий: если через недавно завербованных ею «негласных источников» устанавливалось сотрудничество кого-либо с оккупантами, его немедленно помещали в специально выделенную и обустроенную для этого тюрьму. Там был допрос, чтобы выявить факт контакта арестованного с интервентами. С белыми или же установленными контрреволюционерами. Если контакт подтверждался, в суть его никто не вникал. Без разбирательств заключенного отправляли на Мхи, а там постоянно дежурила расстрельная команда, которая приводила приговор в исполнение. Это гиблое место на краю города Архангельска повидало множество казней. Там в гибельных рвах покоились жертвы революций, контрреволюций, экспроприаций… Ненасытные оружейные дула метили во лбы и затылки рядовых и генералов, православных и богохульников, богачей и нищебродов… Вина была общей для всех: одни имели наглость, другие – неосторожность, третьи – смелость выступить против власти. Случалось, организовывали и массовые казни. На баржах, на которых в добрые мирные времена перевозили всякие товары – уголь, сахар, муку, дрова, кирпич, доски и прочее, топили приговоренных без лишнего шума и траты патронов. А прежде обреченным на гибель объявляли, якобы их перевозят, допустим, на Соловки… Такая вот «прогулка» до места своей гибели. И «белые», и «красные» использовали этот тихий несуетный способ избавиться от людей. А студёные северные воды покорно принимали всех…

* * *

В конце сентября 1919 года холодным утром всех обитателей дома терпимости в количестве семнадцати человек погрузили в стоящую на приколе у грузового причала Бакарица тяжелую деревянную баржу. Обреченным сказали, что их будут переправлять на левый берег Двины. Зачем? А о том умолчали. Женщины, вымотанные, с утра не евшие, еле передвигались, уже догадываясь, что ничего хорошего их не ждёт. И всё же полной ясности не было, над людьми висела тревога. Баржа была старая, со дна подгнившая, но пока что на воде стояла уверенно, хотя и с чрезмерной осадкой. Раньше скорее всего использовалась она для перевозки пищевых отходов, потому как внутри корпуса смрад стоял страшенный. Сверху, на потолке, во всю его длину зияли щели. Сквозь них к полу устремлялись лучи дневного света, белесыми полосами окрашивающие спины и бока прижавшихся друг к другу людей, отчего весь низ внутренней части баржи напоминал огромное, медленно шевелящееся животное. С места не трогались – кого-то ждали. Женщины уже начали стонать, и этот стон всё усиливался.

Наконец прибыла другая партия обреченных – то были девицы из ещё двух домов терпимости. Похоже, многие знали друг друга, но радости от встречи никто не выказывал. Их буквально затолкали внутрь баржи. И они стояли, покачиваясь от толчков, следующих со всех сторон, мрачные, угрюмые, с растрепанными волосами, сдавленные телами других несчастных женщин в этом удушливом аду. Среди них была и Граня. Она с трудом протолкалась в самый угол трюма, села там прямо на пол, потому как ноги её подгибались от усталости. Кругом выли женщины, случались и стычки. Женщины, еще вчера отплясывающие в публичных домах, веселящиеся, беззаботно возлежащие в мужских объятиях, сегодня на этой грязной барже царапали друг другу лица, выли, бились локтями, чтобы хотя бы на сантиметры увеличить себе жизненное пространство и сделать глоток воздуха. Вдруг резко засвистел буксир, к которому была привязана баржа, и дал ход вперёд. Люди дёрнулись взад и вперёд и наконец замолчали в тревожном ожидании. Куда везут их? Зачем? Что их ждет? Надежды на лучшее уже умерли. Все уже были наслышаны о коварстве и изуверствах новой власти.

Женщины на барже попритихли. Ничтожно малым утешением было только одно: они куда-то движутся. Человек всегда воспринимает движение вперед пусть как крохотную, но надежду, так уж повелось… Баржа, скрипя и постанывая, двигалась против течения Северной Двины. В невыносимом ожидании прошло минут сорок. И вот нелепое это судно остановилось посреди воды. До берега ой как далеко. Наступила тишина, тревожное молчание, от которого исходила некая угроза. Люди застыли в неизвестности. Вдруг среди людской толпы раздался раздирающий души не то визг, не то ор самой высокой тональности. Но даже этот истошный крик не заглушил стука чего-то тяжелого, колотящегося о борт баржи. Многие поняли, откуда этот стук. То был стук топора, прорубающего ниже ватерлинии боковую стенку судна. И вот все вынужденные пассажиры баржи заорали единым безумным хором. Обреченные понимали, что баржа с пробоиной долго не продержится на поверхности, начерпает воды и потонет. Их хотят утопить!

Женщины начали метаться в панике. Началась предсмертная вакханалия. А вода уже поступала… и вот она уже текла по ногам. Крестьянские люди более приспособлены к выживанию в тяжелых ситуациях. Из таких и была Аграфена Калинина, устроившаяся на полу в тесноте. Из первых сообразив, что баржа вот-вот пойдёт ко дну, она растолкала всех поблизости, чтобы подняться на ноги, огляделась. Надо было найти выход, чтобы попытаться покинуть судно. На бортах и в днище выхода не было, да и не могло быть. Выход надо искать только сверху. Граня цепким глазом провела над головами. Нашла! На потолке имелся люк для спуска в трюм всякого груза, который был прикрыт старой дырявой парусиной. «Вот он, шанс!» – поняла Граня. Если встать на какой-нибудь небольшой чурбачок, то она, наверное, достанет до того лючка… Только где взять его… такой чурбачок? Зырк глазами туда, зырк – сюда. Не видать нигде никакой подставочки… И тут её осенило!

– А ну-ко, подруга, хошь не сдохнуть тута? – толкнула она в бок стоящую рядом молодуху с потухшими глазами. – А чего делать надоть? – сверкнула та глазами, и лицо её засветилось робкой надеждой. 

– Раком становись, – велела Граня.

– Как это? Зачем?

– Ты чего, ополоумела?! – тихонько ругнулась Граня. – Забыла?! Вчерась ишше становилась перед клиентами. Давай быстрей уже, вода приступат. Молодуха, толконув спины вокруг, опустилась на четвереньки. Тогда Граня встала ей на спину. Она протянула вверх руку, просунула в дыру на брезенте два пальца и дёрнула на себя, сорвав полотно с люка, затем поднялась на цыпочки и откинула наружу сам деревянный люк. – Теперь выздымай меня! – скомандовала молодухе. Ещё мгновение, и с усилием Граня выбралась на палубу, а там никого не было. Тогда Аграфена просунула правую руку в люк, опустила настолько, чтобы её спасительница смогла зацепиться. Что было сил Граня держалась за опору и рывком вытянула молодуху наружу. Теперь обе были на свободе. Им можно было бежать, но снизу на них глядели умоляющие глаза.

– Повторяйте, как мы сделали! – крикнула Граня в люк. И сразу еще кто-то встал на четвереньки, кто-то начал карабкаться наверх… Они помогли первым двум беглянкам выбраться на палубу. Путь был проторен. До дикого берега Двины было метров сто пятьдесят.

– Плавать-то умешь? – спросила Граня молодуху.

– Умею, да худо, – честно ответила та.

Граня огляделась, заметив на палубе огрызок доски, схватила его и протянула напарнице. Теперь и она доплывет: возьмется за доску и будет ногами шевелить. А для Грани доплыть до берега – дело несложное: она родилась и выросла на море, потому хорошо плавала с детства. Беглянки опустились в воду и стали плыть к суше. Когда обе были совсем близко от берега, Граня оглянулась. Корпус баржи оказался наполовину в воде. С той стороны доносились крики погибающих людей. Вокруг тонущего судна плавал карбас с двумя людьми, которые громко ругались и размахивали руками, – наверное, собирали сбежавших насельниц публичного дома. Но Граню и её напарницу им было уже не догнать.

В столице Северной Осетии Владикавказе прошёл международный литературный форум, организованный Правительством РСО-Алания, Российским университетом дружбы народов и Обществом друзей Г. Газданова, посвящённый 120-летию выдающегося писателя Гайто Ивановича Газданова. В конференции, вместе с учёными, писателями, историками из Германии, Южной Осетии, Петербурга, Москвы, Екатеринбурга, Новосибирска, Владикавказа, принял участие секретарь правления Союза писателей России, кандидат юридических наук Павел Григорьевич Кренёв. 

Кренев Павел Григорьевич (слева) с участниками форума

На пленарном заседании, проходившем в конференц-зале ЮНЕСКО Северо-Осетинского государственного университета им. К.Л. Хетагурова прошла презентация сборника статей и докладов участников «Гайто Газданов: грани личности и таланта» (М.: Российский университет дружбы народов) объёмом 264 страниц, в котором среди исследований авторитетных филологов, историков и писателей, знатоков творчества осетинского прозаика, прожившего 50 лет в Париже и ставшего всемирно известным (книги и даже собрания сочинений его переведены на многие языки), опубликована и статья П.Г. Кренёва.

На встрече с осетинскими писателями было принято решение подготовить в 2023 году «Осетинскую литературную тетрадь» объёмом 144 страницы, представив с послесловием Павла Кренёва творчество современных осетинских поэтов, прозаиков и критиков в переводе на русский язык для выходящего в Москве журнала «Литературные знакомства», в котором Павел Григорьевич уже четыре года ведет рубрику «Свет Русского Севера». Состоялись встречи П.Г. Кренёва с руководством республиканской юношеской библиотеке им. Г.И. Газданова, в фонд которой писатель передал свои книги и журналы со своими публикациями.

Текст, фото: Звонарёва Лола Уткировна

Короткий список Премии имени Фазиля Искандера

На Московской международной книжной ярмарке был объявлен короткий список Премии имени Фазиля Искандера.

Номинация «Сюжет существования» (художественная проза):

  1. Алейников Владимир. «Стан».
  2. Зульфикаров Тимур. «Странствия Ходжи Насреддина в ХХI веке». Новеллы.
  3. Коваленкова Анастасия. «Хорошие люди». Повествование в портретах.
  4. Маркин Виктор. «Кости». «Мне страшно». «Мир, где все предрешено». «Санаторий». Цикл рассказов. Сборник «Свой голос».
  5. Мелихов Александр. Повести «Жизнеописания Мишеля Z», «Сапфировый альбатрос», «Гриф и мамонт».
  6. Никонова Ольга. «Шиженский Бог». Цикл рассказов.
  7. Орлов Даниэль. «Время рискованного земледелия». Роман.
  8. Сазанович Елена. «Убить Гиппократа». Роман.
  9. Харченко Вячеслав. «Москвич в южном городе». Повесть в рассказах.

Номинация «Под легкой тяжестью небес…» (Поэзия).

  1. Аксенова Ксения. «Дальше – свет». Стихотворения.
  2. Болдырев Андрей. «Средство связи». Книга стихотворений.
  3. Зубарева Вера. «Между Омегой, Альфой и Одессой: Трамвайчик-2». Стихи разных лет.
  4. Климова Галина. «Сказуемое несовершенного вида». Избранные стихотворения.
  5. Кулакова Марина. «Взойдя на коня». Стихи из сборника «Болдинская осень.

Двадцать первый век».

  1. Лясковская Наталья. «Евангельская соль». Стихотворения.
  2. Мурзин Дмитрий. «Расходные материалы». Стихи.

Номинация «Дерево детства» (детская и подростковая литература):

  1. Бирман Дмитрий. Рассказы из детства.
  2. Железняк Николай. «Русская мама».
  3. 3. Кренев Павел. «Шелоник». Поморские истории.

  1. Татур Виктория. «Нанозавры».
  2. Яловецкая Рена. «Блуждающие чародеи». Миниатюры, стихи, рисунки.

Номинация «Бесценное достояние» (переводы на русский язык):

  1. Гайсарова-Гиззатуллина Гульсира. «Богатырша». «Душа все та же». «Мерседес» цвета мокрого асфальта». «Схватка». Рассказы. Перевел с башкирского Айдар Хусаинов.
  2. Лагулаа Анатолий. «Сольвейг». «Крылья счастья». «Проклятая ночь». Рассказы. Перевод с абхазского Виталия Шария.
  3. Мушинский Ахат. «Австрийцы», «Линц», «Маутхаузен», «Окно в мир распахивается в Мексике» и др. «Tatar PEN: Безнең юл. Наш путь. Our Way». Книга-альбом. Собственные произведения перевел с татарского автор.
  4. Ходикян Каринэ. «Запах хлеба и смерти». Рассказ. Перевод с армянского Татьяны Мартиросян.

«Праздник в ожидании праздника» (драматургия и киносценарий):

  1. Барышникова Галина. «МаркоГалия и другие неопознанные континенты».
  2. Гринберг Яков. «Продавец правды».
  3. Захарова Наталья. «Доказательства любви». Рождественская история в двух актах.
  4. Кравченко Дмитрий. «Ростовская сага».

Вручение премий во всех пяти номинациях состоится в декабре 2022 года.

#КреневПавелГригорьевич #Шелоник #премия_Фазиля_Искандера

Секретарь Союза писателей России Павел Кренёв принял участие в ХVII международном семинаре переводчиков произведений Л.Н. Толстого и других русских классиков, проходившем в государственном мемориальном и природном заповеднике «Музее-усадьбе Л.Н. Толстого «Ясная Поляна». В литературном форуме приняли участники переводчики, учёные и сотрудники музеев из Москвы, Петербурга, Казани, Франции, Турции, Китая, Ирана, Тулы, Уфы со статьями и исследованиями, посвященным новым переводам Л.Н. Толстого, М.А. Шолохова на французский, китайский, арабский, немецкий, норвежский, старотатарский и другие языки, а также судьбе первого литературного секретаря Л.Н. Толстого француза Виктора Лебрена, с 1906 по 1926 год жившего в окрестностях Геленджика и приглашавшего великого писателя в свой дом после ухода его из Ясной Поляны.

Известный французский переводчик современной прозы (работавший с прозой Б. Евсеева, романом «Лох» Алексея Варламова) Пьер Баккеретти дал высокую оценку опубликованному в январе этого года в Париже переводу на французский язык повести Павла Кренёва «Девятый», выполненному известным французским прозаиком среднего поколения Тьерри Мариньяком, давшим ей во французском варианте несколько другое название — «Девятая цель». Сотрудниц музея М. Шолохова в станице «Вешенская» Наталью Трофименко и Лидию Слюсаренко заинтересовал очерк П.Г. Кренёва «Герои казачества», посвященный прототипу Григория Мелехова в романе «Тихий Дон» и написанный на основе документов, обнаруженных писателем в закрытых архивах Краснодарского края. Они предложили провести презентацию сборника исторических очерков писателя-помора «1918-1921 гг. В гуще политических интриг» (М.: Вече, 2021) в музее М. Шолохова в январе 2023 года.

Звонарёва Лола Уткировна

#КреневПавелГригорьевич

 

В рамках направления «Творческие поездки писателей по России» от Ассоциации писателей и издателей в Светловской библиотеке им. Н. Фёдорова г. Калининграда прошла встреча с известным русским писателем, коренным помором, генерал-майором ФСБ в отставке Павлом Кренёвым.

Как рассказал НИА-Калининград писатель Юрий Крупенич, Кренёв – лауреат многочисленных всероссийских и международных премий, а также автор сборников повестей и рассказов: «Краски моего моря», «Светлый-пресветлый день», «Девятый», «Добрые люди» и многих других. Вместе с ним на встречу с читателями приехали руководитель калининградского регионального отделения Союза писателей России Александр Малышев, представитель Ассоциации писателей Надежда Ерёменко, член Союза писателей России Юрий Крупенич (г. Светлый) и главный редактор журнала «Литературные знакомства», доктор исторических наук Лола Звонарёва.

Павел Кренёв, коренной помор, родился в деревне Лопшеньга на берегу Белого моря в 1950 году. Его мама была учительницей, а отец – заведующим небольшого рыбного завода. Больше всего на свете будущий писатель любил охоту и рыбалку. После 8 класса он отправился поступать в Суворовское училище в Ленинград,  не зная английского языка, но с условием, что подтянет знания по предмету. Обещание он выполнил, закончив училище с дипломом военного переводчика. Затем отучился на факультете журналистики Ленинградского госуниверситета. Свою трудовую деятельность начинал в центральных ленинградских газетах, а потом служил в органах государственной безопасности и занимался научной работой.

Однажды он получил серьёзнейшую травму – перелом позвоночника, начали отниматься ноги. Перенёс сложнейшую операцию в военно-медицинской академии, провел там очень много времени. Три месяца  лежал недвижимый. И однажды его навестил  старый друг. Он спросил: «Какого чёрта ты лежишь? Почему ты не пишешь?». Я удивился  –  о чём я могу писать, ведь журналисты пишут о том, что видят, а я лежу в больнице и не вижу ничего. И он дал мне задание: к следующему  визиту написать рассказ. И я написал о том, что очень хорошо знаю как охотник – о жизни глухарей. Так родился рассказ «Первый бал пеструхи». Когда мой друг прочитал этот рассказ, я услышал: «Слушай, да ты же писатель!»                   

В завершении встречи Павел Кренёв передал директору светловской библиотечной сети Сергею Суздалеву  подарок для читателей –  свой сборник повестей и рассказов «Добрые люди», а затем отправился вместе с делегацией на экскурсию к рыбакам. Рыбколхоз «За Родину» стал для писателей родным причалом, где им всегда рады. И дружба флагмана рыбной отрасли с творческим союзом крепнет. В прошлом году лауреаты всероссийского конкурса маринистики, проводимого Союзом писателей России, были удостоены дипломов за подписью председателя ГК «За Родину», депутата областного Законодательного собрания Сергея Лютаревича.

Председатель рыбколхоза «За Родину» Леонид Попов и капитан-наставник Нурлан Давлетгалиев провели для писателей интересную экскурсию по колхозному причалу, рассказали об истории хозяйства, о нынешней модернизации траулеров и производственных цехов. Прозаиков удивили крупномасштабные перемены на предприятии в столь непростое время, в том числе недавно сданный в эксплуатацию современный рыбоконсервный завод.

Гостям были вручены ценные подарки с колхозной символикой, которые они увезли собой в Москву. Особую благодарность они выразили председателю ГК «За Родину» Сергею Лютаревичу за дегустацию фирменной продукции — скумбрии, запеченной на углях. Можно надеяться, что итогом этой творческой поездки станет очерк о янтарном крае.

НИА-КАЛИНИНГРАД

Источник: НИА-Калининград

4.08.2022

В центральной городской библиотеке им. И. Я. Рутмана г. Калининграда 3 августа 2022 года прошла творческая встреча с прозаиком, публицистом, автором 24 книг, в том числе восьми сборников рассказов и повестей Кренёвым Павлом Григорьевичем. Он поделился с гостями, с какого времени он пишет книги и как он выбирает темы для них. Кроме того, писатель рассказал о своих творческих проектах с земляками и о том, какую роль в творчестве играют реальная и художественная правда. После беседы слушатели записали себе в заметки к прочтению повесть “Девятый”, рассказы “Беляк и Пятнышко”, “Белоушка” и другие произведения писателя.

Встреча с П. Г. Кренёвым проходила в рамках проекта “Ассоциации писателей и издателей”, которую представляла её сотрудница Надежда Ерёменко. Она рассказала гостям о писательских мастерских, в которых можно участвовать, подав заявку через официальный сайт организации. Сотрудница ассоциации отметила, что сегодня особенно важна поддержка творческих людей и подобные знакомства с состоявшимися писателями оставляют самые приятные впечатления как у них, так и у гостей таких встреч.

Взаимодействие с читательской аудиторией дарит вдохновение всем, и это самое главное.

 Также П. Г. Кренёва пришли поддержать доктор исторических наук, секретарь Союза писателей Москвы, главный редактор журнала “Литературное знакомство” Звонарёва Лола Уткировна;  член Союза писателей России, член Общественного совета при Калининградской областной Думе Александр Константинович Малышев; заместитель председателя правления Калининградского регионального отделения СПР Полищук Михаил Иванович,  члены Союза писателей России Анатолий Павлович Грицук и Людмила Александровна Эйза и другие представители общественной писательской организации “Росток” города Советска, а также желающие присутствовать на встрече.

С официальными словами благодарности за проведённую встречу писателю П. Г. Кренёву выступил исполняющий обязанности заместителя главы администрации Советского городского округа Аркадий Константинович Данилов.

http://sovetsk-cbs.klgd.muzkult.ru/news/83014901

Энциклопедию русского Поморья представил на презентации в библиотеках Архангельска писатель Павел Григорьевич Кренев.

           

17 августа 2022  года в Библиотеке-Архангельском литературном музее состоялась встреча с интересным и самобытным писателем Павлом Григорьевичем Кренёвым.
Павел Григорьевич рассказал о себе, о своём творчестве, поделился дальнейшими творческими планами. У присутствующих была возможность задать вопросы современному прозаику. Он передал в дар Библиотеке-музею свои книги, теперь наши читатели могут познакомиться с новыми произведениями автора. Встреча получилась насыщенной, содержательной и интересной. Надеемся, что она будет иметь продолжение.