Представляю новгородца, впервые вышедшего на беломорский берег. Перед ним, долго и нудно бродившему по таёжным дебрям Заволочья, вдруг открылся огромный, светлый простор, бескрайняя водная ширь, уходящая за горизонт. Потрясённый неведомыми доселе красотами, он присел на морской бережок, загляделся и… захотел здесь остаться навсегда. Но вот беда, не было у него ни достаточных припасов, ни одежды на все сезоны, ни снастей, чтобы ловить рыбу… Не было товарищей, чтобы совместно обустраивать жизнь. Но главное, у первого пришельца не было надёжного оружия для того, чтобы добыть себе пищу, заполучить шкуры животных, из которых можно изготовить крепкую обувь, тёплый покров для тела и жилья. И человек вернулся в родной Великий Новгород. Но потом, через небольшое время, он опять пришёл на Белое море с ватагой таких же, как и он сам, искателей вольной волюшки и новых, более обильных, чем вокруг Нового Города, промысловых мест. К ним стали присоединяться другие их земляки, только уже хорошо вооружённые, оснащённые всеми необходимыми снастями.
Надо тут сказать, что суровые условия жизни на Севере побуждали местных жителей заниматься и охотой, и поморы всю свою историю занимались ею. Всегда прибыльной считалась охота на песца, оленя, нерпу, моржа, гренландского тюленя, на белого медведя… В результате торговое дело расширялось всё больше, во многих прибрежных хозяйствах появился достаток, а с ним и досуговое время, когда можно было заняться каким-то любимым делом. Вот с этого периода и начала активно развиваться на Беломорье лесная промысловая и так называемая любительская охота. Самой суровой, непредсказуемой и опасной всегда являлась охота на бурого медведя. Ею занимались только наиболее отчаянные, молодецкие «сорвиголовушки» - крепкие, вёрткие и удачливые промысловики молодого возраста. Они не признавали никаких ружей и винтовок. Хаживали на лютого «ушкуя» считай с голыми руками – с одной только «рогатиной» - с заострённой толстой палкой. Прёт на молодца из берлоги оскалившийся зверь-гигант, а тот не шелохнётся, подпускает на самое близкое расстояние, и, когда медведь перед самым охотником встаёт во весь рост (а так зверь делает всегда, чтобы передними лапами разбить человеку голову), промысловик упирает комелёк палки в землю, упирает другой острый конец медведю в грудь, и «ушкуй» всем своим весом наваливается на «рогатину», протыкает сам себя…
Охотничьи походы с ружьём в лес всегда для поморов были средством прокормить семью, как правило, многочисленную. Рябчики, тетерева, глухари – вот обычные трофеи. Кроме того, во все годы активно ловились в силки, в капканы, хитроумные самодельные ловушки лесная пернатая дичь, белки, куницы, а то и росомахи… Пушной зверь неизменно был хорошим подспорьем для жителей Поморья. Его шкурки высоко ценились в заготовительных конторах. Однако добыча зверя или птицы никогда не являлись главным для поморского охотника. В здешних местах часто можно увидеть такую вот картину. Лесное озеро. На его бережке сидит-посиживает человек с ружьём, местный мужичок. Ружьё валяется рядом, как бесполезный и ненужный предмет, а сам он, раскрыв рот, с умилением глядит на озеро, на деревья, висящие над водой, на уток, плешущихся в дальних кустах… Человек забыл, зачем сюда пришёл с ружьём. Он залюбовался Природой.
Или вот. Охотник давно уже расслышал глухариное токование. Он тихо и осторожно идёт к нему, идёт… И выходит к огромному пространству, на котором не растут деревья. Над древним болотом горит, полыхает во весь восточный горизонт огненный рассвет. По всей его шири разбросаны тёмно-синие пятна плоских облаков, подпалённые снизу багровыми отсветами восходящего солнца. А над болотом стоит, упираясь прямо в тёмную небесную утреннюю высь, такая же древняя, как это старое болото, одна-единственная сосна. Вся она обглодана временем, на ней совсем уже нет коры, ветви давно потеряли иголки, но сосна стоит крепко, потому, что просмолённая, крепкая, настоявшаяся древесина её до сих пор молода и звенит, будто поёт песенки юная девчонка. Охотник видит, как толстом суку сосны поёт глухарь. На фоне розовой зари хорошо видны его изящные очертания. Он вытянулся вдоль сука, выпрямил в восторге песни длинную, мохнатую шею, огромным торжественным веером распушил густой хвост…
Охотник не станет убивать этого глухаря. Он послушает вечную музыку его пения, полюбуется самой Природой и уйдёт домой.